Где-то в глубине России перед революцией был монастырь, о котором по округе ходила скверная молва, что монахи здесь - сплошь лентяи да пьяницы. В Гражданскую войну в городок, рядом с которым находился монастырь, пришли большевики. Они собрали жителей на рыночной площади и туда же под конвоем пригнали монахов.
Комиссар громко обратился к народу, указывая на чернецов:
Граждане, жители города! Вы все лучше меня знаете этих пьяниц, обжор и бездельников! Теперь их власти пришел конец. Но чтобы вы до конца поняли, как эти тунеядцы столетиями дурачили трудовых людей, мы кладем на землю перед ними их Крест и их Евангелие. Сейчас, на ваших глазах, каждый из них растопчет эти орудия обмана и порабощения народа. А потом мы отпустим их, пусть убираются на все четыре стороны.
В толпе захохотали.
И вот, под улюлюканье народа, вперед вышел игумен - грузный мужик с мясистым испитым лицом и красным носом - и сказал, обращаясь к своим монахам:
Ну что ж, братия, жили как свиньи, так хоть умрем как христиане!
И ни один из монахов не сдвинулся с места. Всех их в тот же день зарубили шашками.
В советское время не было, пожалуй, более ужасающего символа разорения Русской Церкви, чем Дивеевский монастырь.
Эта обитель, основанная преподобным Серафимом Саровским, была превращена в страшные руины. Они возвышались над убогим советским райцентром, в который превратили некогда славный и радостный город Дивеево. Власти не стали уничтожать монастырь до конца. Они оставили развалины как мемориал своей победы, памятник вечного порабощения Церкви. У Святых врат обители был водружен памятник вождю революции. С воздетой к небу рукой он встречал каждого приходящего в разоренный монастырь.
Все здесь говорило о том, что к прошлому возврата нет. Столь любимые по всей православной России пророчества преподобного Серафима о великой судьбе Дивеевского монастыря, казалось, были навсегда попраны и осмеяны. Нигде, ни в ближних, ни в дальних окрестностях Дивеева, действующих храмов не осталось и в помине - все были разорены.
А в некогда прославленном Саровском монастыре и в городе вокруг него располагался один из самых секретных и охраняемых объектов Советского Союза под названием «Арзамас-16». Здесь создавалось ядерное оружие.
Священники если и приезжали на тайное паломничество в Дивеево, то скрытно, одевшись в светское платье. Но их все равно выслеживали. В тот год, когда мне довелось в первый раз побывать в разрушенном монастыре, двух иеромонахов, приехавших поклониться дивеевским святыням, арестовали, жестоко избили в милиции и пятнадцать суток продержали в камере на обледенелом полу.
В ту зиму замечательный, очень добрый монах из Троице-Сергиевой лавры, архимандрит Вони-фатий, попросил меня сопроводить его в поездке в Дивеево. По церковным уставам, священник, отправляясь в дальний путь со Святыми Дарами - Телом и Кровью Христовыми - должен непременно брать с собой провожатого, чтобы в непредвиденных обстоятельствах вместе защищать и хранить великую святыню. А отец Вонифатий как раз и собирался в Дивеево, чтобы причастить обретавшихся в окрестностях монастыря старых монахинь - последних доживших до наших дней со времен еще той, дореволюционной обители.
Путь нам предстоял поездом через Нижний Новгород, тогдашний Горький, а оттуда на машине в Дивеево. В поезде батюшка всю ночь не спал: ведь у него на шее на шелковом шнурке висела маленькая дарохранительница со Святыми Дарами. Я спал на соседней полке и, время от времени просыпаясь под стук колес, видел, как отец Вонифатий, сидя за столиком, читает Евангелие при слабом свете вагонного ночника.
Мы доехали до Нижнего Новгорода - родины отца Вонифатия - и остановились в его родительском доме. Отец Вонифатий дал мне почитать дореволюционную книгу - первый том творений святителя Игнатия (Брянчанинова), и я всю ночь не сомкнул глаз, открывая для себя этого поразительного христианского писателя.
Наутро мы отправились в Дивеево. Путь нам предстоял около восьмидесяти километров. Отец Вонифатий постарался одеться так, чтобы в нем не могли узнать священника: тщательно подобрал полы подрясника под пальто, а свою предлинную бороду спрятал в шарф и воротник.
Уже смеркалось, когда мы приближались к цели нашей поездки. За окном автомобиля в вихрях февральской вьюги я с волнением различал высокую колокольню без купола и остовы разрушенных храмов. Несмотря на столь скорбную картину, я был поражен необыкновенной мощью и тайной силой этой великой обители. А еще - мыслью о том, что Дивеевский монастырь не погиб, но живет своей непостижимой для мира сокровенной жизнью.
Так и оказалось! В захудалой избе на окраине Дивеева я встретил такое, чего не мог вообразить даже в самых светлых мечтах. Я увидел Церковь, всегда побеждающую и несломленную, юную и радующуюся о своем Боге - Промыслителе и Спасителе. Именно здесь я начал понимать великую силу дерзновенных слов апостола Павла: «Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе!»
И еще: на самой прекрасной и незабываемой церковной службе в моей жизни я побывал не где-нибудь в великолепном кафедральном соборе, не в прославленном седой древностью храме, а в райцентре Дивееве, в доме № 16 по улице Лесной.
Точнее, это был даже не дом, а старая банька, приспособленная под жилье.
Впервые очутившись здесь с отцом Вонифатием, я увидел комнатенку с чрезвычайно низким потолком, а в ней десять старух, ужасно древних. Самым младшим было, по крайней мере, далеко за восемьдесят. А старшим, совершенно определенно, больше ста лет. Все они были в простых старушечьих одеждах, в обычных платочках. Никаких ряс, монашеских апостольников и клобуков. Ну какие они монахини? «Так, простые бабки», - подумалось бы мне, если бы я не знал, что эти старухи - одни из самых мужественных наших современниц, истинные подвижницы, проведшие в тюрьмах и лагерях долгие годы и десятилетия. И несмотря на все испытания, лишь умножившие в душе веру и верность Богу.
Я был потрясен, когда на моих глазах отец Вонифатий, этот почтенный архимандрит, настоятель храмов в патриарших покоях Троице-Сергиевой лавры, заслуженный и известный в Москве духовник, прежде чем благословить этих старух, встал перед ними на колени и сделал им земной поклон! Я, честно говоря, не верил своим глазам. А священник, поднявшись, принялся благословлять старух, которые, неуклюже ковыляя, по очереди подходили к нему. Видно было, как искренне они радуются его приезду.
Пока отец Вонифатий и старухи обменивались приветствиями, я огляделся. По стенам комнатушки, у икон в древних кивотах тускло горели лампады. Один образ сразу обращал на себя особое внимание. Это была большая, прекрасного письма икона преподобного Серафима Саровского. Лик старца
светился такой добротой и теплом, что не хотелось отрывать взгляда. Образ этот, как я узнал после, был написан перед самой революцией для нового дивеевского собора, который так и не успели освятить и чудом спасен от поругания.
Тем временем стали готовиться ко всенощной. У меня дух захватило, когда монахини стали
выкладывать из своих тайных хранилищ на грубо сколоченный деревянный стол подлинные вещи преподобного Серафима Саровского. Здесь были келейная епитрахиль преподобного, его вериги - тяжелый железный крест на цепях, кожаная рукавица, старинный чугунок, в котором саровский старец готовил себе еду. Эти святыни после разорения монастыря десятки лет передавались из рук в руки, от одних дивеевских сестер другим.
Облачившись, отец Вонифатий дал возглас к началу всенощного бдения. Монахини как-то сразу воспрянули и запели.
Какой же дивный, поразительный это был хор!
- «Глас шестый! Господи, воззвах к Тебе, услы-ши мя!» - возгласила грубым и хриплым старческим голосом монахиня-канонарх. Ей было сто два года. Около двадцати лет она провела в тюрьмах и ссылках.
И все великие старухи запели вместе с ней:
- «Господи, воззвах к Тебе, услыши мя! Услыши мя, Господи!»
Это была непередаваемая словами служба. Горели свечи. Преподобный Серафим смотрел с иконы своим бесконечно добрым и мудрым взглядом. Удивительные монахини пели почти всю службу наизусть. Лишь иногда кто-то из них заглядывал в толстые книги, вооружившись даже не очками, а огромными увеличительными стеклами на деревянных ручках. Так же они служили и в лагерях, в ссылках и после заключения, возвратившись сюда, в Дивеево и обосновавшись в убогих лачугах на краю города. Все было для них привычно, а я действительно не понимал, на небе нахожусь или на земле.
Эти старухи-монахини несли в себе такую духовную силу, такую молитву, такие мужество, кротость, доброту и любовь, такую веру, что именно тогда, на этой службе, я понял, что они одолеют все. И безбожную власть со всей ее мощью, и неверие мира, и самую смерть, которой они совершенно не боятся.
Хозяйкой домика на Лесной улице в Дивеево, где хранились вещи преподобного Серафима, была схимонахиня Маргарита. Только долгие годы никто не знал, что она тайная монахиня и схимница. Все звали ее матушкой Фросей или просто Фросей, хотя она была ровесницей века: в 1983 году, когда я впервые приехал в Дивеево, матушке как раз исполнилось восемьдесят три года.
Тайное монашество возникло во времена последних гонений на Церковь в XX веке. Монах или монахиня, принимавшие тайный постриг, оставались в миру, носили обычную одежду, часто работали в светских учреждениях, но строго исполняли все монашеские обеты. О постриге, так же как и новом имени должен был знать только духовник. Даже причащаясь в обычных храмах, эти подвижники называли свое мирское имя.
Тайным монахом был, например, знаменитый русский философ академик Алексей Федорович Лосев. В постриге его звали монах Андроник. Обычно на всех фотографиях академик Лосев запечатлен
в какой-то странной черной шапочке и в очках с огромными линзами. Такие очки Алексей Федорович носил, потому что после нескольких лет лагерей на Беломорско-Балтийском канале почти ослеп. А странную черную шапочку надевал не оттого, что, как все думали, опасался простуды. Это была скуфья - единственный предмет из монашеского облачения, который монах Андроник позволял себе носить всегда.
После войны наступил иной период церковной жизни: начали открываться храмы, монастыри. Смысл новых постригов в тайное монашество стал утрачиваться. И вот тогда-то в полной мере проявился известный закон, гласящий, что история повторяется сначала как трагедия, а затем как фарс.
В церковной среде ходят истории, как на литургии какая-нибудь женщина, вся в черном, решительно расталкивает смиренную толпу прихожан, чтобы быть первой к причащению, и, называя свое имя, громко объявляет: «Тайная монахиня Лукерия!»
Митрополит Питирим рассказывал анекдот, который в пятидесятые годы тоже ходил в церковных кругах. Московская дама приходит в гости к знакомой. Та за столом раскладывает пасьянс. Взволнованная гостья шепчет: «Марья Петровна! Марья Петровна! Я никому не должна говорить, это такой секрет, такой секрет! Но вам скажу... Вчера я приняла тайный постриг с именем Конкордия!» Хозяйка невозмутимо кладет карту и отвечает: «Ну и что ж из этого? Я уже второй год, как в великой схиме!»
А о матушке Фросе все думали, что она просто бывшая монастырская послушница. И если любопытствующие задавали вопросы на тему монашества, матушка отвечала, причем совершенно честно, что когда-то сподобилась быть послушницей в Ди-веевском монастыре.
Она вынуждена была открыть свое монашеское имя только в начале девяностых годов, по благословению игумении Сергии, настоятельницы возрожденного Дивеевского монастыря, куда матушка Фрося перебралась за три года до кончины.
А до этого она оставалась просто Фросей. Причем относилась матушка сама к себе весьма скептически и даже порой пренебрежительно.
Как-то в Издательском отделе мы выпустили очень красивый иллюстрированный журнал, посвященный преподобному Серафиму и истории Диве-евского монастыря. Это было первое подобное издание в советское время. При ближайшей оказии я привез показать этот журнал матушке Фросе. Он был такой глянцевый, современный, сверкающий яркими красками, что казался чем-то инопланетным в убогой избенке на Лесной улице.
Но матушке журнал очень понравился. Она принялась рассматривать картинки и с любопытством перелистывать страницы.
Ох, батюшка Серафим! - всплеснула она руками, увидев красивую икону преподобного.
Матушка Александра, кормилица! - это она узнала портрет первой начальницы дивеевской общины Агафьи Семеновны Мельгуновой. Матушка Фрося прекрасно знала всю без малого двухсотлетнюю историю Дивеева.
А это?! Николай Александрович! Мотовилов!
Наконец матушка открыла последнюю страницу, и перед ней предстала ее собственная фотография. На секунду она лишилась дара речи. А потом, всплеснув руками от искреннего возмущения, воскликнула:
Фроська! И ты здесь?! У, глаза бесстыжие!
Еще в ту, первую мою поездку в Дивеево с отцом
Вонифатием матушка Фрося, прощаясь, совершенно по-простому обратилась ко мне с просьбой приехать, чтобы подремонтировать крышу и сарай. Я обещал непременно это исполнить и летом вер
нулся в Дивеево, прихватив с собой двух друзей. Мы поселились в сарае на сеновале и днем занимались ремонтом, а по вечерам бродили по разрушенному монастырю, молились с этими удивительными монахинями и слушали ни с чем для меня не сравнимые рассказы матушки Фроси.
Она рассказывала истории о старом Дивеево, о том, как все долгие десятилетия советской власти Дивеевский монастырь жил под руководством батюшки Серафима - то в тюрьмах, то в лагерях, то в ссылках. Или вот как сейчас - вокруг разрушенной обители. Видно было, что она хотела передать все хранившееся в ее памяти, чтобы это не умерло вместе с ней.
| |
Меня мучает один вопрос. Я, женатый человек, имею троих детей, дочь от первого брака, двух сыновей от второго брака и четырёх крестных, итого семь. Часто попадаю в ситуацию, что согрешаю по несколько раз одним и тем же грехом, хоть и каюсь в них, но всё равно происходит мое грехопадение вновь и вновь. И причину я вижу в том, что мне не хватает «хлыста», епитимии или ещё чего-нибудь, что могло бы меня сдерживать, в словах, делах, чтении духовных книг, в мыслях и т.д. Мечта, стать священником или диаконом, чтобы служить Богу и людям, не сбылась, т.к. вижу в этом Промысел Божий, и во втором браке я так же вижу руку и Промысел Божий. Одним словом, не достоин, и должен исправиться сам. Но и сам, без помощи Божьей, я, не могу исправиться. Вопрос: можно ли стать монахом в миру, пусть даже и женатым? Чтобы жить в строгости, чтобы всё время пребывать в послушании со страхом Божьим,смерт чувствовать ответственность и иметь память смертную? Конечно, в этом случае не жить с женой как с женщиной и не спать с ней даже рядом, но жить как мирянин, ходить на работу и в то же время иметь послушание какое-нибудь. Простым мирянином я себя не вижу. Меня всегда тянуло быть монахом в миру, быть тайным монахом. Так как это сдерживало бы от многих искушений в жизни. Вы спросите: а что тебе мешает и без монашества, жить мирянином и не искушаться? Я отвечу: не могу, так как не чувствую строгости и ответственности и неотвратимости наказания. Понимаете? Без кнута — не будет пряника. Думаете, я, мазохист или фанатик? НЕТ!!! Просто в этом я вижу свое спасение. И да, я, помню, что должен приехать, как обещал, но пока нет возможности, так как я один пока в семье работающий и мы живём на одну мою, маленькую, зарплату и пока долг не погашу, приехать на беседу с о. Алексием, не могу (Александр).
На вопрос нашего читателя отвечает наместник Троицкого Селенгинского монастыря игумен Алексий (Ермолаев):
— В наше время доперестроечная практика тайного пострига в монашество прекращена. Когда Церковь находилась в гонениях, монастыри были закрыты, был смысл тайных постригов. В настоящее время их нет.
Ваше желание послужить Богу, нереализованное в возможности священнического служения, могло бы иметь место, если бы Вы жили в монастыре и были монахом, но так как у Вас есть семья и обязательства перед ней, то в монастырь Вы, конечно, идти не можете. Но монах не может, даже при тайном постриге, жить в окружении своей семьи, обязанностями перед ее членами и одновременно не принадлежать этому миру, ибо главное, что есть у монаха – это уход от мира и служение одному Богу. Даже сохранение девства, то есть отсутствие интимных отношений с супругой, не сможет обеспечить вашей оторванности от служения миру сему с имеющими в нем обязанностями.
Более того, принятие монашеского пострига с его обетами, который Вы рассматриваете как некий стимул, который послужит Вам как укрепляющая сила в духовной жизни, не сможет, по моему мнению, по-настоящему и надолго в этой жизни укрепить.
Необходимо идти другим путем – путем внимательного чтения Иисусовой молитвы, которая служит настоящим подспорьем в духовной жизни любого христианина. Читать ее, эту молитву, надо со вниманием к каждому слову, чуть нарастяг, с маленькими паузами между словами, имея покаянное чувство за свои премногие грехи. Но грехи эти образно вспоминать не надо, а нужно только помнить, что у Вас их много. При этой молитве вообще ничего не воображать и не вспоминать – образно (т.е. в виде каких-то предметов, лиц людей, даже икон и т.д.). Кроме Иисусовой молитвы никаких мыслей в сознание не допускать, ибо они, как бы ни были духовны с виду, — в большей степени они от лукавого.
При молитве ничего не представляйте и не воображайте ни снаружи, ни внутри: ни света, никаких явлений и видений, ни светящихся икон, ни изменяющих выражения ликов икон, ни явлений ангелов или святых, никаких голосов от Господа, Божией Матери или святых. Все э тог будет прелесть или страшное дьявольское обольщение. Просто молиться, желательно зараз около пятидесяти Иисусовых молитв, читаемых за 15-20 минут с полным вниманием. А в остальное время пытаться непрестанно очень тихо проговаривать слова этой молитвы – «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго» . Она исцеляет, преображает, дарует оставление грехов и спасает. Молитесь, и это будет для Вас тайное монашество.
Человек, который по-настоящему читает Иисусову молитву, прорывается к Богу словно через чащу. Архимандрит Софроний (Сахаров), ученик прп. Силуана Афонского, говорил, что такому человеку даруется укрепляющая и воодушевляющая благодать и что он становится чуть-чуть духовнее.
На днях в Нарышкинских палатах Высоко-Петровского мужского монастыря в Москве состоялась презентация выставки «Тайные монашеские общины Высоко-Петровского монастыря в 1920-1950-е годы». Выставка показывает внутреннюю жизнь духовников и духовных чад самой крупной из известных нам тайных монашеских общин, образовавшихся с приходом советской власти. Среди экспонатов — фотографии, документы, подлинные вещи и памятники церковного самиздата, специально для выставки снят документальный фильм, который демонстрируется в рамках экспозиции.
Недавно вышедший в прокат анимационный фильм «Необыкновеное путешествие Серафимы» показал, что не только дети, но и взрослые мало знакомы с историей Церкви в XX столетии и масштабами гонений на церковнослужителей. Поэтому мы попросили куратора выставки кандидата исторических наук, старшего научного сотрудника Института всеобщей истории РАН, доцента МИФИ Алексея Львовича Беглова рассказать о том, что стало с монастырями после 1917 года, зачем верующим понадобилось маскироваться и образовывать тайные монашеские общины и что им за это грозило.
Алексей Львович, расскажите, пожалуйста, в каком положении находились монастыри в 20-30-е годы прошлого века?
Советская власть сразу восприняла Церковь как врага и серьезного конкурента в борьбе за души людей и стала активно вытеснять ее из общественной среды, в том числе и из сферы просвещения.
Никаких специальных декретов по закрытию монастырей не издавалось: ленинский декрет об отделении Церкви от государства, подписанный в январе 1918 года, уже был достаточен для того, чтобы передать церковно-монастырское имущество из рук верующих в руки органов власти, поскольку монастыри рассматривались ею прежде всего как экономические единицы, как субъекты, эксплуатирующие трудовой народ, но не как духовные общины. Следовательно, после издания декрета монастыри уже не могли существовать на территории Советского Союза легально. Некоторые пытались существовать в заданных условиях, например, регистрировались как сельскохозяйственные артели, но вскоре и в таком виде их закрывают.
Так с начала 20-х по 40-е годы XX века действующих монастырей в Советском Союзе не остается: они либо закрываются, либо становятся приходскими церквями (хотя было несколько волн закрытия и приходских церквей). А к концу 30-х число действующих церквей на территории Советского Союза сокращается с десятков тысяч до нескольких сотен.
В 1923 году была ликвидирована Свято-Смоленская Зосимова мужская пустынь (находится во Владимирской области), до революции — известный центр старчества. После закрытия насельники пустыни разошлись в разные места: иеросхимонах Алексий (Соловьев) перебрался в Сергиев Посад, а несколько других духовников переехали в Москву, в Высоко-Петровский монастырь.
А что было с Петровским монастырем в эти годы?
Монастырь к этому времени уже не существовал, а действовал как приходской храм, в котором осталось всего 2-3 человека от старой братии. С 1921 года им руководит постриженник Зосимовой пустыни, епископ Варфоломей (Ремов), он и дает приют бывшим насельникам Зосимовой пустыни.
По церковной Москве сразу прошел слух о появлении зосимовских старцев. В Высоко-Петровский потянулись люди и составили крупный приход: около тысячи постоянных прихожан.
А каким образом часть этих прихожан приняла монашество?
Вокруг зосимовских духовников стали образовываться отдельные духовные семьи, и постепенно в процессе общения с народом духовники увидели, что некоторые молодые девушки и юноши склонны к углубленной духовной жизни, к монашеству. Но старцы рекомендовали монашеский путь далеко не всем: многих они, наоборот, поддерживали на семейном пути, благословляли вступать в брак. Тем не менее тайные общины Высоко-Петровского монастыря стали самыми крупными монашескими общинами из тех, которые нам сейчас известны. Численность их тайных постриженников составляла от 170 до 200 человек.
Хотя эти общины называли себя тайными монашескими общинами именно Петровского монастыря, в самом Петровском монастыре они находились только до 1929 года, когда храмы монастыря окончательно закрыли. Затем они скитались по другим московским храмам, до 1935 года, когда основные духовники были арестованы. Затем петровские общины окормлялись у уцелевших отцов, уже вне Москвы, и как единое целое просуществовали до 1959 года, когда скончался последний зосимовский старец, архимандрит Исидор (Скачков). После этого единого руководства у монахов уже не было, и они существовали самостоятельно.
Все члены монашеских общин работали на светской работе, но приучались выполнять ее как монастырское послушание, работу «ради Бога». При этом работу выбирали так, чтобы она не вредила внутренней жизни и молитве. Только единицы несли церковное послушание: например, монахиня Евпраксия (Трофимова) из общины схиархимандрита Игнатия (Лебедева) была регентом в нескольких московских храмах. Но, чтобы не оказаться под угрозой высылки из города в качестве «асоциального неработающего элемента», она состояла членом артели портных и брала заказы по шитью на дом.
Свое монашество внешне члены общины не проявляли: даже если сослуживцы на светской работе и догадывались, что эти юноши или девушки верующие, они не подозревали об их монашестве. Такие принципы позволяли тайным монахам жить во враждебном мире и при этом оставаться христианами.
А в чем заключалась общинная жизнь тайных монахов?
Члены общины собирались в определенных местах для тайных постригов, для совершения служб, совместной молитвы, бесед. В нашей экспозиции представлена инсталляция одного из тайных скитов — квартиры одной из монахинь.
Насколько образованными были члены петровских монашеских общин? Многие считают, что монахи — люди малообразованные или совсем необразованные…
Сюда входили представители разных социальных групп. Были и раскулаченные крестьяне, бежавшие из разоренных сел вследствие коллективизации, и выходцы из дворянских семей: например, мать и сын Ширинские-Шихматовы. Но это нисколько не мешало им жить в единой духовной семье, потому что их духовные интересы были для них более важными и глубокими, чем интеллектуальные.
В целом общины составляли москвичи из семей служащих, интеллигенции, бывших предпринимателей. Сюда приходили многие студенты ведущих вузов. Пожалуй, одна из самых известных представительниц тайных монашеских общин — монахиня Игнатия (Пузик). Она пришла сюда, будучи студенткой, и в дальнейшем стала доктором биологических наук, профессором и виднейшим советским исследователем проблем туберкулеза.
Чем рисковали члены тайных монашеских общин?
Любая деятельность такого рода, тем более деятельность, в которой советская власть могла усмотреть признаки организованности, конечно, расценивалась как организованное покушение на советскую власть, политическое преступление. Даже если люди просто пытались жить в соответствии со своими убеждениями и совестью…
Разумеется, ничего хорошего тайных монахов не ждало. И репрессии не обошли их стороной: большинство тайных монахов Высоко-Петровского монастыря оказались арестованы и высланы. Духовников преследовали особенно серьезно. В 1935 году был расстрелян епископ Варфоломей (Ремов), обвиненный в шпионаже, а наиболее известный духовник общины отец Игнатий (Лебедев), на протяжении многих лет страдавший паркинсонизмом, несмотря на это был приговорен к пяти годам лагерей, где и скончался. Его ближайшие духовные дети, иеромонах Никола (Ширинский-Шихматов) и иеромонах Косьма (Магда) тоже получили большие сроки и в 1937 году были расстреляны. Среди монахинь были те, кто прошел через лагеря, ссылки, получил так называемые «минусы» — лишение права проживать в крупных городах. И при этом некоторые члены тайных петровских общин дожили до наших дней: последние из них скончались в 2004-2006 годах.
Выставка «Тайные монашеские общины Высоко-Петровского монастыря в 1920-1950-е годы» открыта ежедневно, с 10:00 до 17:00 по адресу ул. Петровка, дом 28, Нарышкинские палаты.
Известная поговорка гласит: „Свет мирянам - иноки, свет инокам - ангелы“. Православное монашество есть стремление максимально воплотить в своей жизни евангельские идеалы, поэтому для церковного народа монахи всегда и во всем являются примером. Очередная подборка вопросов с телефона доверия посвящена этой теме. На них отвечает наместник Вознесенского Печерского монастыря, благочинный монастырей Нижегородской епархии архимандрит Тихон (Затёкин).
Возможно ли в наше время монашество в миру? Есть ли в этом смысл?
В условиях современной жизни, на данном этапе развития Церкви и общества, монашество в миру - крайне редкое явление. Монах должен жить в монастыре. Монахинями в миру, в основном, становятся женщины пожилого возраста, которые всю жизнь прислуживали в храме, потрудились Богу, отдав свою молодость служению Церкви. Они подготовили себя всей жизнью к монашеству. И теперь в преклонных летах справедливо желают принять постриг. Однако пожилым людям не по силам жизнь в монастыре. В монастырь нужно уходить молодым, когда еще есть энергия и силы. И поэтому Высокопреосвященнейший архиепископ Георгий дает таким благочестивым старушкам свое благословение на постриг в миру. По благословению владыки Георгия я совершил несколько таких постригов. И в то же время я знаю двух женщин, которые всю жизнь прослужили в Печерской церкви и под старость лет ушли в монастырь. Сегодня они подвизаются в Нижегородском Крестовоздвиженском женском монастыре.
А тайное монашество имеет место в церковной жизни?
Тайное монашество сегодня неприемлемо. Одно дело, когда Церковь была гонимой (20-е, 30-е, 50-е годы прошлого столетия), не могла легально существовать в государстве, а духовенство и монашество просто физически истреблялись органами ОГПУ. Естественно, что в тех невыносимых условиях постриги совершались тайно.
Если постриг настоящий, но принят тайно, об этом никто не должен знать. А сегодня приходится сталкиваться с обратной ситуацией. Во время Причастия приходит пожилая женщина и громко во всеуслышание объявляет: „Тайная монахиня Пелагея“. Если ты монахиня, так и скажи - монахиня, - зачем добавлять „тайная“. В наше время тайное монашество неактуально.
Можно ли поступить в монастырь в пожилом возрасте?
Господь сказал: „Грядущего ко Мне не изжену вон“ (Ин 6: 37). Поэтому если человек желает монашества и приходит в монастырь в пожилом возрасте, мы, конечно, его принимаем, но обязательно требуем рекомендательное письмо от священника. Нам важно знать предшествующий опыт жизни: ходил ли человек в храм, причащался ли и исповедовался ли, то есть вел ли православный образ жизни. Многие люди, приходя в монастырь в таком возрасте, лукавят. Выясняется, что этим людям негде жить, или у них маленькая пенсия, а о таинствах и о Церкви они ничего не знают. Монастырь - это высшая форма церковной жизни, и человек, который хочет уйти в монастырь, должен быть готов к монашеству, созреть до этого звания: он должен ходить в храм Божий, участвовать в церковных таинствах, читать духовные книги, знать молитвы, читать по-церковнославянски. Для чего человек уходит в монастырь? Спрятаться от мира, убежать от проблем? Или уходит, так как имеет такую потребность души, уходит по своей вере? Все эти вопросы рассматривают наместник и настоятельница монастыря, когда принимают в число послушников того или иного кандидата в монахи.
Отличаются ли уставы различных монастырей России?
Конечно, отличаются. Вспомним известную пословицу: „Со своим уставом в чужой монастырь не ходят“. Каждый монастырь самобытен, у каждого выработан свой устав, где-то помягче, а где-то построже. Скажем, в тех обителях, которые в советское время не закрывались и сохранили духовное преемство с дореволюционным монашеством, везде имеются свои отличительные особенности. Различия касаются богослужения, обрядов, традиций и других сторон общежительной жизни.
Есть ли в нижегородских монастырях схимники? В чем особенность их служения?
Схима - высший идеал монашеского жития. В Нижегородской епархии схимницы есть только в женских монастырях. Схимник - особый статус, положение, когда человек берет на себя большие обеты. В схиму постригают по рекомендации духовника, который видит, что человек вошел в определенную меру совершенства и может послужить образцом для братии монастыря. Схимником может стать монах, необязательно имеющий священный сан.
Главное дело схимника - молитва, хотя он, наряду с другими насельниками, тоже несет посильное послушание. Если схимник облечен в священный сан - иеромонах, игумен - он служит наставником как для братии, так и для мирян, которые приходят в монастырский храм на богослужение.
В то же время много зависит от места расположения монастыря. В монастырях, удаленных от города, большее внимание уделяется молитве, в городских монастырях - миссии среди мирян. К примеру, все насельники Печерского монастыря имеют высшее образование, поэтому на них возлагаются различные общественные послушания: они преподают, выступают с проповедями на радио, то есть плотно контактируют с миром. Такова обязанность городских монастырей - быть ближе к мирянам, удовлетворяя их духовные нужды, уврачевывая их болезни.
Может ли монах снять с себя монашество и уйти из монастыря в мирскую жизнь?
В принципе, может. Прожив в монастыре 2 или 3 года, человек может понять, что монашество - это не его путь. И он принимает решение уйти. Мы не можем его силой удерживать. Человек по доброй воле давал монашеские обеты, и ему отвечать за их исполнение перед Господом.
Уходя из монастыря, человек думает, что лучше устроится в жизни, к примеру, займется бизнесом. Нет такого случая, чтобы человек, ушедший из монастыря, изменивший своим монашеским обетам, жил бы в полном благополучии и счастье. Те обеты, которые мы даем, с нас не снимаются: перед Богом мы предстанем в монашеском звании и судиться будем как монахи. И поэтому все, что человек будет совершать дальше, к примеру, женится, еще больше усугубит его вину перед Богом.
Разрешено ли монахам принимать подарки? Что можно дарить монахам?
Если взять древние времена, все, что дарилось монаху, шло на общую потребу. Книга поступала в монастырскую библиотеку, еда - в трапезную. Монастыри были общежительные, и понятия „мое“ не было. Но когда в России в XVIII веке после секуляризации земель были введены, так называемые, монастырские штаты, понятие „мое“ стало неотъемлемым. Монастыри стали жить на государственном содержании: каждый насельник получал жалованье согласно штатному расписанию. Монахи уже могли не ходить на общую трапезу, богатые могли нанять себе служку, который готовил бы пищу, стирал одежду, убирал келью, могли купить себе облачение, какое понравится. Это вносило сильный разлад в духовную жизнь монастырей.
Старец Паисий Величковский своим учением и своей жизнью показал пример, который способствовал возрождению российского монашества. Когда у нас появился институт старчества в Оптиной Пустыни, русские монастыри постепенно стали возвращаться к прежней общежительной форме, а штатные монастыри расформировывались. Многие из братии не выдерживали такой перемены и уходили из монастыря.
Сейчас все монастыри общежительные. И поэтому, если прихожане подарят монаху какие-нибудь продукты или книги, все отдается в общее пользование. Монах ничего себе не присваивает. И если человек хочет поблагодарить своего духовника, что-нибудь подарить, то
хорошим подарком для монашествующего будет книга. Но самый лучший подарок мирянина - это молитва за своего духовника. Каждый человек, и особенно духовник, нуждается в молитвенной поддержке.
Подготовили Дмитрий Романов и Марина Дружкова
Монашество - это определённый образ жизни, посвящённый всецело Богу. Своеобразное второе крещение, перерождающее и обновляющее душу. Человек при совершении пострига отрекается от мира и облекается в святой ангельский образ. Учитывая последовательность того, как происходит постриг в монахини,можно сказать, что данное священнодействие глубоко символично. Инок даёт пожизненные обеты и взамен получает дар благодати в помощь на борьбу с греховными наклонностями.
Чтобы стать монахиней необходимо пройти длительный период испытательного срока. До предполагаемого пострига условно можно выделить три пути монашеского делания:
Трудником может стать любой верующий христианин, испытывающий потребность и желание поработать в монастыре во Славу Божию при наличии свободного времени. Такие люди не обязательно становятся монахами, могут иметь семью, детей. Возможно и заключение трудового договора с монастырём с получением зарплаты. Трудник, который проживает при монастыре, обязан жить по его уставу, соблюдать принятый распорядок дня, не иметь вредных привычек.
Женщина, желающая стать монахиней, поступая в монастырь, именуется кандидаткой в послушницы. Знакомится с уставом, сама решает подходит ли ей такая жизнь, испытывает свою совесть. Период пребывания определяют настоятельница с духовником и старшими сёстрами. Если по окончанию испытательного срока женщина изъявляет желание остаться в обители и не имеет внешних препятствий, то её зачисляют в послушницы. Пишется прошение на имя правящего архиерея от настоятельницы и самой кандидатки. После благословения епархиального начальства сестру одевают в подрясник и полуапостольник, и она законно становится насельницей обители.
На современном этапе в Русской православной церкви (РПЦ) существуют три типа монашеского пострига:
- рясофор;
- малая схима (мантия);
- великая схима.
Постригаемая в рясофор должна прожить в обители минимум три года. Исключение составляет смертельная болезнь кандидатки, когда настоятельница может ходатайствовать о постриге и раньше положенных трёх лет. Священнодействие производится:
- с чтением специальных молитв;
- пострижением волос крестом;
- переменой или оставлением старого имени;
- отсутствием обетов;
- облачением в рясу и клобук.
Несмотря на то, что обеты не произносятся, само свободное вступление на иноческий путь является обязательством перед Богом чистого жития. Рясофор можно назвать подготовительным этапом монашеского пострига, как обручение в браке. Насельница может называться инокиней, рясофорной монахиней или рясофорной послушницей. В помощь ей преподаётся благодать Божия и заступничество святого, имя которого получено в священнодействии.
Существуют различные практики пострижения в монахини. В некоторых монастырях пропускается рясофор и сразу производят в малую схиму. На святой горе Афон есть случаи, когда верующий принимает великую схиму без предшествующих званий. Каждый человек неповторим, и в православной традиции, несмотря на каноны, любовь к ближнему превыше всего и сохраняется индивидуальный подход к верующему, желающему отдать себя на служение Богу и людям.
Пострижение в малую схиму или мантию собственно и есть начало монашества, так как кандидат даёт обеты Богу, полностью отрекается от мира, получает новое имя, монашеские одежды. Чинопоследование в великую схиму характеризуется значительной торжественностью, длительностью молитв и наставлений игумена. Снова даётся новое имя и к одеждам добавляется великий параман, куколь с аналавом, а монахиня именуется схимницей. Сложилась практика в РПЦ постригать в великую схиму престарелых, тяжелобольных людей.
Таинство может совершать как сам правящий архиерей, так и с его благословения другие высшие чины духовенства (иеромонахи, игумены, архимандриты) либо настоятели монастырей.
Официально церковь не включает монашество в перечень основных семи таинств, но многие святые отцы и современные священники считают его таинством или вторым крещением. Пострижение есть символ послушания и жертва Христу.
Самое настоящее монашество зарождается с пострига в малую схиму или мантию. В отличие от рясофора, данное священнодействие производится более продолжительно и торжественно во время литургии, после малого входа, или во внебогослужебный период. Символично начинается исполнением тропаря из недели о блудном сыне. В это время кандидатка в белой длинной рубахе ползёт на животе из притвора в центр храма, где остаётся лежать лицом вниз с распростёртыми крестом руками, её сопровождают по сторонам две инокини, прикрывающие своими мантиями. Начало пострига напоминает о монашестве как о пути плача и сердечного покаяния. Обращаясь с речью, игумен подаёт знак встать, задаёт вопросы о свободе решения стать монахиней, предупреждает, что её обеты принимает Сам Христос с Божией Матерью, Ангелами и всеми святыми. Далее послушница даёт обеты:
- пребывать в монастыре, в котором принимает постриг или другом, куда могут отправить по послушанию;
- постничества и целомудрия;
- готовности соблюдать монашеские уставы;
- терпеть скорби иноческой жизни;
- безбрачия;
- послушания (настоятелю монастыря и сёстрам);
- бедности (нестяжания).
После этого игумен изрекает поучение о сути монашеской жизни, кладёт книгу на голову постригаемой и молится Богу о наставлении, вразумлении и охранении Благодатью Святого Духа. А также производящий постриг становится сам духовником монахини либо поручает её кому-то из опытных монахинь. Затем послушница должна трижды подать игумену ножницы, намеренно брошенные на пол, подчёркивая добровольность своего выбора. Подстригая крестообразно волосы, инокиня впервые слышит своё новое имя. Обычно даётся имя святого дня или какое-то другое. Кандидатка в монахини заранее не знает, в честь кого её нарекут, советоваться не принято.
Следующим этапом происходит облачение в монашеские одежды со специальными словами. Инокиня, принимая одежду, целует её и руку игумена. Далее вручаются чётки, крест и горящая свеча. Затем читается Апостол (Еф. 6: 10-17), два отрывка из Евангелия (Мф. 10: 37-38, 11: 28-30) о смысле иноческой жизни.
В завершение чина сёстры со свечами в руках трижды обнимаются с новопостриженной, узнают её новое имя, желают спасения в Господе. Потом монахиня остаётся несколько дней в храме, участвуя во всех богослужениях, пребывает в молитве, чтении святоотеческого наследия.
Всё вышесказанное относится к внешней стороне монашества, а гораздо выше стоит внутренняя цель иночества - соединение с Господом через молитву и деятельное покаяние.
В Евангелии есть рассказ о Марфе и Марии (Лук. 10: 38-42): на примере их жизни Господь показывает два пути спасения - мирской и монашеский. Оба благословенны Богом. Спастись можно в миру и погибнуть. Рассмотрев вопрос, как происходит постриг в монахини, нужно заметить, что это одна из дорог, ведущая к Богу. Жизнь инока полна блаженной радости, утешения от Господа, но и скорбей хватает. Главное, каждому человеку найти своё место в этом мире и обрести Бога.